Как практик я уже комментировала нынешнюю ситуацию с углеродным рынком в России в рамках круглого стола, организованного Московской биржей, и хочу еще раз повторить свои соображения в отношении статьи, опубликованной на Климатической платформе.
Все говорят о потенциальном спросе на российские углеродные единицы и о том, что он станет драйвером развития российского углеродного рынка и вызовет бум климатических проектов в России. Но этот спрос невозможен без определенных внутренних обязательств по сокращению выбросов парниковых газов, налагаемых на российские компании-эмитенты, которые только могут послужить настоящим стимулом для реализации проектов и покупки углеродных единиц в рамках национального рынка. Регулируемый рынок пока номинально планируется только в рамках сахалинского эксперимента, и о его расширении на другие российские регионы речи пока нет. Но сахалинский рынок очень небольшой, а механизм квотирования выбросов, который там внедряется, не очень жесткий.
Например, этот механизм не предусматривает необходимости для компаний-эмитентов компенсировать на следующий год превышение квоты, допущенное в отчетном году, как это сделано во всех существующих в мире системах квотирования выбросов — от европейской до китайской. А в Калифорнии и Квебеке компании-эмитенты, превысившие установленную квоту, обязаны не только компенсировать в следующем периоде допущенное превышение по принципу «тонна за тонну», но и дополнительно сократить свои выбросы еще на 3 тонны за каждую тонну превышения в качестве штрафа.
Увы, ничего похожего от российских компаний-эмитентов не требуется. Им достаточно просто заплатить по 1 тыс. рублей за каждую тонну допущенного превышения квоты, и это освобождает их от дальнейших обязательств по соблюдению установленной квоты. Здесь не место обсуждать, насколько такой подход в принципе соответствует понятию квоты. Ясно одно: никакого стимула приобретать углеродные единицы для компенсации выбросов он не создает. Соответственно, нет и стимула регистрировать проекты в национальном углеродном реестре и продавать углеродные единицы внутри страны. Существующий спрос, о котором постоянно говорят, это почти исключительно имиджевая история, которая не может стать драйвером для образования ликвидности и развития полноценного углеродного рынка.
Относительно перспектив развития в России добровольного (нерегулируемого) углеродного рынка тоже много говорят. Но он невозможен без взаимного признания верификаторов и углеродных единиц, что в нынешней ситуации едва ли возможно. Поэтому, если компания решает сделать климатический проект в России, а продать его результат в виде углеродных единиц за рубеж, она будет изначально делать его под конкретного покупателя и конкретный углеродный рынок, ориентируясь на стандарты этого рынка и привлекая международного аккредитованного верификатора. А если компании нужно сократить углеродоемкость своей продукции или полностью компенсировать углеродный след своей продукции для продажи в другие страны, где существуют соответствующие требования, то она будет искать и покупать такие углеродные единицы, которые признаются на этом рынке, и не будет покупать для этого российские углеродные единицы, которые на этом рынке не котируются.
Чтобы переориентировать этот рынок на себя, нам нужно в корне пересмотреть подходы к формированию углеродного рынка, сделать его открытым, прозрачным и совместимым по своим основным подходам и критериям с мировыми углеродными рынками. В противном случае мы рискуем остаться углеродной провинцией на периферии мировых трендов и не получим тех выгод и преимуществ, на которые вправе рассчитывать.
Фото на обложке: Moritz Kindler / Unsplash
